Первый завтрак на воде, затем снова прогулки по палубе, вздымавшейся п опускавшейся пренеприятным образом, что отражалось и на пищеварении и на настроении.
— Тебе и на бурных волнах жизнь подходит, Томми, — сказал я, глядя на сияющую физиономию брата.
— Безусловно. А на тебе лица нет!
— Еще бы! Дай мне только добраться до трапа, и я кубарем скачусь вниз!
Но кончается даже морская болезнь. Тогда наступает счастье, которое трудно себе представить, пока эта напасть в разгаре.
Однажды мы проснулись оттого, что каюту заливало яркое солнце. Пароход стоял на якоре, и снаружи, откуда-то снизу, доносились странные, незнакомые звуки. Взглянув в иллюминатор, мы увидали около самого парохода огромное количество лодок, а на некотором расстоянии от нас — спокойные, пологие склоны острова Мадейра и разбросанные по ним белые и пестрые виллы.
Палуба парохода была похожа на базарную площадь. На веревках висели прекрасные кружева и вышитое белье. Покупателям предлагался обширный выбор всевозможных корзин. Венцом всего были роскошные сувениры — большие плетеные кресла, на высоких спинках которых прутьями были обозначены дата и слово «Мадейра».
У самой воды происходили увеселения иного рода.
— Маленький мальчик, он — нырять! —кричал широкоплечий человек в плавках, держа на руках ребенка лет четырех-пяти.
Пассажиры, перегнувшись через борт, кидали в море серебряные монетки, глядя, как пловцы бросаются за ними со своих лодочек.